Ломоносов (статья из Литературной энциклопедии: В 11 т. — [М.], 1929—1939.)

Ломоносов
(статья из Литературной энциклопедии: В 11 т. — [М.], 1929—1939.)

ЛОМОНОСОВ Михаил Васильевич [1711 (12?)—1765] — один из виднейших писателей XVIII в. Родился в семье зажиточного крестьянина-помора в д. Денисовке Архангельской губернии; в 1730 с разрешения отца поехал в Москву учиться. Образование получил в Славяно-греко-латинской академии при Заиконоспасском монастыре; в 1736 был отправлен в Германию для подготовки к научной деятельности, учился в Марбурге у Христиана Вольфа. В 1741 вернулся в Россию и был назначен адъюнктом Академии наук, в 1745 стал профессором химии и членом Академии наук; в 1763 был произведён в статские советники. Деятельность этого исключительного по своей одарённости и личной судьбе человека развёртывалась в двух направлениях: в области естествознания, где он явился чрезвычайно крупной фигурой, во многом опередив своих современников и в России и на Западе, и в области литературы, теоретиком и практиком которой он являлся. Оставляя в стороне по понятным причинам его научную работу, мы обращаемся здесь к Ломоносову именно как писателю.

Несмотря на своё крестьянское происхождение Ломоносов в своём творчестве примыкает к литературному стилю дворянства, идеологом которого он и является, отражая то своеобразное «срастание» дворянства с буржуазией, которое так характерно для русского капитализма и которым объясняется ряд «буржуазных» моментов в творчестве Ломоносова, патетика промышленного роста России и т. п. Ломоносов входит в ту своеобразную группу разночинной интеллигенции (типа Прокоповича, Тредьяковского, Лукина, Хемницера и др.), которая входила в орбиту влияния тогдашнего дворянства. Конец первой половины XVIII в. был периодом становления стиля, характеризовавшимся чрезвычайной схематичностью, оторванностью от реальной действительности, внесением в литературу чуждого ей материала (политические и моральные рассуждения, научные темы, например «Письмо о пользе стекла» самого Ломоносова, чисто бытовые моменты, лежавшие в основе развитых в этот период «интимных» жанров — мадригала, эпиграммы, эпиталамы и т. д.), наконец полной неразвитостью литературного языка как средства объективизации системы образов. Писателям той поры приходилось разрабатывать этот литературный язык самим (например, Кантемир вводит такие слова, как «центр», «понятие», «идея». Ломоносову принадлежит перенесение по преимуществу научных терминов: «градус», «атмосфера», «термометр», «барометр» и т. д. и т. п.). Для поэзии Ломоносова чрезвычайно характерна служебная, прикладная установка: 24 оды на всякого рода политические и придворные события (победы, рождения, тезоименитства и т. п.), бесконечное число надписей по поводу различных иллюминаций и т. п. придворных торжеств, переложение псалмов и т. д. — все эти типичные для дворянского стиля этого периода формы литературного творчества составляют большую часть его произведений. Значение Ломоносова в развитии дворянского стиля определяется содержанием его произведений и завоеваниями в области развития литературного языка и в частности поэтического ритма. Период, в который развивалось творчество Ломоносова, был периодом бурного подъёма дворянства, начавшегося его расцвета, его культурной и политической экспансии. Характерным выражением последней являлось так называемое «просветительство», характерное для передовой части дворянской интеллигенции. Типичным представителем просветительства был и Ломоносов; его хвалебные придворные оды, насыщенные патетикой военного, экономического и культурного прогресса дворянства, представляли собою мощное орудие организации сознания господствующих классов того времени. Чрезвычайно любопытен, например, тот образ Петра, который Ломоносов развёртывает в своей незаконченной «героической поэме» «Пётр Великий» и в котором несомненно сказывается влияние на Ломоносова капиталистического развития. Эта фигура, в которой ярче всего выразились тенденции преобразующейся России, находит в Ломоносове самые восторженные отклики:

«Не вымышленных петь намерен я богов,
Но истинны дела, великий труд Петров!
Достойную хвалу воздать сему Герою
Труднее, нежели как в десять лет взять Трою» и т. д.

Этот «строитель, плаватель, в полях, в морях герой» экспозируется на фоне победоносных войн России, таящей в своих недрах всякие богатства, «целебные влажности и жилы золотые», где «исшедшие потоки несут из крутизны метАллически соки, богатства, здравия являются ключи, блестят из мрачных мест сокровищей лучи» и т. д. «Отечеству подать довольство, честь, покой и просветить народ» — вот основной лозунг Ломоносова, ради которого по его словам «нам сносны все труды и не ужасны смерти». Высокая насыщенность общественными вопросами в особенности характерна для Ломоносова: «для пользы общества коль радостно трудиться» — вот принцип, им развиваемый в течение всей его поэтической деятельности. Польза эта раскрывается Ломоносовым как торжество дворянской России, её промышленная, военная, культурная мощь; обращаясь к великому князю Павлу, Ломоносов пишет:

«Ты будешь, как они (предки), велик, возлюблен в свете,
Доброты вкоренишь, исторгнув смертных зло,
Умножишь истинных российских благ число,
Достигнешь чрез моря богатого Офира,
Откроешь россам путь вокруг земного мира,
Поставишь всем странам недвижимый закон,
Науки лишь пройди, — и будь наш Соломон...».

Этим глубоко жизнерадостным, оптимистическим мироощущением, определявшимся той удовлетворённостью действительностью, которую испытывало дворянство в этот период, проникнуто всё творчество Ломоносова. У него почти отсутствуют элементы критического отношения к действительности:

«Отца отечества Великого Петра
Положены труды для общего добра:
Ужасные врагам полки вооруженны
И флотами моря — широко покровенны,
Полезные везде отряды и суды,
Художеств и наук всходящие плоды» и т. д.

Вот картины, которые рисует Ломоносов по поводу происходящего кругом. Та полнокровная, жизнерадостная, гедонистическая установка, которая позднее так ярко развернётся у Державина, с большой определённостью намечается и у Ломоносова. Он не устаёт восторгаться «изобильными нивами», «сильными и великими полками» и «размноженным народом», «подобно как в Ливане кедры», «хребтами полей, прекрасных, тучных» и т. д.:

«В моря, в леса, в земное недро
Прострите Ваш усердный труд.
Повсюду награжу Вас щедро
Плодами, паствой, блеском руд».

В одном из стихотворений Ломоносова происходит своеобразная перекличка между автором и Анакреонтом, певцом эпикуреизма; в то время как Анакреонт отказывается петь о героях, чтобы «петь любовь», Ломоносов заявляет:

«Мне струны поневоле звучат геройский шум,
Не возмущайте боле любовны мысли — ум,
Хоть нежности сердечной в любви я не лишён,
Героев славой вечной я больше восхищён».

В то время как Анакреонт просит художника написать ему портрет его возлюбленной, Ломоносов избирает живописца, «дабы потщился написать мою возлюбленную мать», чтобы он изобразил процветающую Россию и т. д. Произведения, в которых Ломоносов сколько-нибудь критически относится к окружающей его действительности, насчитываются у него единицами. Среди них следует отметить нашумевший в своё время «Гимн бороде», направленный против консервативного духовенства и суеверного поклонения бороде, «завесе мнений ложных». Гимн этот вызвал даже особый «всеподданнейший доклад» императрице со стороны синода, в котором предлагалось публично сжечь крамольное сочинение, а самого Ломоносова отослать в синод для «надлежащего увещания и исправления». Просьба синода осталась, впрочем, неудовлетворённой.

Этот дух высокой «гражданственности», определявший основное содержание творчества Ломоносова, определял и те формы, в которые оно выливалось, — возвышенные образы, в которых он осознавал действительность, торжественный поэтический язык, в который облекались эти образы. Неслучайно господствующим жанром у Ломоносова явилась ода, с её культом героев, богов и царей, с элементами чудесного и сверхчеловеческого, с образом поэта, потрясённого окружающими его событиями и не находящего слов для воспевания подвигов и побед («Восторг внезапный ум пленил», «Священный ужас ум объемлет! отверз Олимп всесильный дверь!» и т. п.). Соответственно всей этой пышной риторике организовывалась и вся словесная ткань произведения; отсюда чрезвычайно характерное стремление Ломоносова к «возвышенным» словам, к необычным сравнениям, метафорам, эпитетам, олицетворениям и т. п., в которых выражается его лирический «восторг». Необычайные события приводят поэта в восхищение; он возносится до Парнаса, в жилище муз, всё представляется ему в необычайно увеличенных формах. Отсюда характерный для Ломоносова «лирический беспорядок», осуществляющийся путём риторических возгласов, возвышенных вопросов и т. п. В системе взглядов Ломоносова на поэзию особенно примечательна созданная им теория трёх «штилей»: «высокого, посредственного и низкого», в зависимости от того, что «материи, которые словом человеческим изображаются, различествуют по мере разной своей важности».

Это различие «штилей» определяется их отношением к церковно-славянскому языку. Выдвигая в поэтической речи на передний план такие моменты, как «важность, великолепие, возвышенность, стремление, сила, изобилие» и т. п., Ломоносов прежде всего проводит резкое различие между поэтической речью, которая для него является «языком богов», и обычной — «подлой» речью. Высокий «штиль» для Ломоносова — это язык «героических поэм, од, прозаичных речей о важных материях, которым они от обыкновенной простоты к важному великолепию возвышаются»; им соответствуют «речения славяно-русские» — язык од Ломоносова и насыщен всякого рода славянизмами, библейскими выражениями, мифологическими образами и т. п. В посредственном, иначе — среднем «штиле», которым по Ломоносову нужно писать «театральные сочинения, в которых требуется обыкновенное человеческое слово к живому представлению действия... стихотворные дружеские письма, сатиры, эклоги и эллегии... в прозе — описания дел достопамятных и учений благородных», Ломоносов допускает «речения больше о российском языке употребленные», наряду с «некоторыми речениями славянскими в высоком штиле употребительными, однако с великой осторожностью, чтобы слог не казался надутым. Равным образом употребить в нём можно низкие слова, однако остерегаться, чтобы не опуститься в подлость».

И наконец «низкой штиль», который относится к описанию обыкновенных дел, «комедиям, увеселительным эпиграммам», песням и т. п., «принимает речения» уже не церковно-славянские, а относящиеся к обычному языку. Соответственно возвышенности темы строится следовательно и «возвышенное слово» как в смысле соответствующей поэтической лексики, так и в смысле подбора поэтических тропов; здесь Ломоносов также стремится к необычным метафорам («Брега Невы руками плещут» и т. п.), резким смысловым сдвигам и т. п. — к речи «украшенной».

Элементами «украшения» речи Ломоносов считал фигуры и тропы, употребление которых он тщательно разрабатывал в своей «Риторике», развивая учение «об изобретении витиеватых речей», возникающих в результате «противоположения идей» («В златые дни со львом бессильный агнец спал, / И голубь с ястребом безбедно в лес летал») и т. п. Чрезвычайно много внимания уделяет Ломоносов и развитию поэтического ритма, заканчивая ту форму русского стихосложения, которую ещё до него начал Тредьяковский. С Ломоносовым окончательно укрепляется так называемое силлабо-тоническое стихосложение; он культивирует такие ритмические формы, которые отвечали бы нуждам той же торжественности, борясь, например, против стремления ослабить строгую ритмическую схему ямба пропуском ударений — введением так наз. «пиррихиев», заявляя, что «чистые ямбические стихи (т. е. без «пиррихиев») хотя и трудновато сочинять, однако поднимаяся тихо в верьх материи благородство, великолепие и высоту умножают. Оных нигде не можно употребить, как в торжественных одах...»

Таким образом во всех особенностях творчества Ломоносова выступает его тенденция к «великолепию и высоте», вытекающая из всей той гражданственной и просветительской установки, которая определяла основное содержание стиля дворянской литературы в этот период. Дворянство было тогда прогрессивным классом; внутреннее расслоение, развёртывающееся в борьбе с капитализмом, в нём ещё почти не сказывалось; писатели этого периода выступают как идеологи дворянства в целом. Идеологом в его литературе и явился Ломоносов, нашедший яркие образы и соответствующие средства их словесной объективизации для выражения классового сознания дворянства и его организации; выступая после таких авторов, как Кантемир и Тредьяковский, Ломоносов сразу переводил дворянскую литературу на гораздо более высокую ступень. Дальнейшее развитие дворянской литературы шло по линии всё большего приближения к действительности, развития в ней тех или иных реалистических тенденций. Появляются зачатки психологизма — «восторженности» Ломоносова противопоставляются «естественность», «громкого» Ломоносова вытесняет «нежный» Сумароков, начинается расслоение стиля дворянства. Ломоносов как писатель, определяющий развитие дворянской литературы, довольно быстро сходит со сцены, но это никоим образом не снижает его значения как одного из «первых двигателей» этой литературы.

Библиография: I. Сочин. с объяснит. примечаниями акад. М. И. Сухомлинова, 5 тт., изд. Академии наук, СПБ, 1891—1902 (изд. не окончено), I и II тт. заняты его литературными работами, III и отчасти IV — литературными исследованиями, среди которых особенно существенны: «Письмо о правилах российского стихотворства», «Руководство к риторике и красноречию», «О пользе книг церковных в российском языке» (где дана теория трех стилей).
II. «Русская поэзия XVIII в.», под ред. С. А. Венгерова (там же подробная библиография и ст. Н. Булича о Ломоносове); «Ломоносов», Сб. ст. под ред. В. В. Сиповского, СПБ, 1911; Плеханов Г. В., История русской общественной мысли, ч. 3, гл. III, М., 1917 (перепеч. в Собр. сочин., т. XXI, М., 1925); Сакулин П. Н., История новой русской литературы, эпоха классицизма, Москва, 1918; Стеклов Б. А., Акад. Ломоносов, изд. Гржебина, Берлин — П., 1921 (биографический очерк); Горбачев Г., Капитализм и русская литература. Введение, Гиз (несколько изданий); Гуковский Г., Русская поэзия XVIII века, «Academia», Ленинград, 1927 (глава «Ломоносов, Сумароков»); Сакулин П. Н., Русская литература, часть 2, Москва, 1929.
III. Фомин Г. А., Опыт библиографического указателя литературы о Ломоносове, Имп. академия наук. Выставка «Ломоносов и елизаветинское время», т. VII, П., 1915, стр. 1—119.

Л. Тимофеев