Благородная упрямка

В середине столетия в России вырастает плеяда выдающихся деятелей науки и культуры. Самое почетное место среди них принадлежит Михаилу Васильевичу Ломоносову.

Родился он 8 (19 – по новому стилю) ноября 1711 года в деревне Мишанинской, что потом слилась с соседней деревней Денисовкой, на Курострове, как назывался один из островов на Се­верной Двине напротив города Холмогоры. По сохранившимся документам мы можем проследить предков Ломоносова среди обитателей этих мест до XVI века, то есть до времен Ивана Грозного. Все они были поморами, и главным источником благосостояния был для них морской промысел. Небольшой земельный надел являлся лишь подспорьем в хозяйстве. Отца Ломоносова звали Василием Дорофеевичем, мать — Еленой Ивановной. Она умерла, когда Михайле было 9 лет, и в доме появилась мачеха, его не любившая.

Русский Север не знал крепостничества в таких жестоких формах, как центр страны. Здесь не было помещиков, и крестьянам жилось свободнее. Однако сельские жители Поморья все равно оставались людьми зависимыми. Во времена Ломоносова часть их принадлежала монастырям, а потому называлась монастырскими крестьянами. Другая часть жила на государственных землях, считалась крестьянами государственными, или, как их здесь называли, «черносошными». Куростровская волость была дворцовой. Дворцовые крестьяне находились в крепостной за­висимости от царя, считавшегося их владельцем.

Тяга и любовь к знаниям заставили молодого Ломоносова искать возможности получить настоящее образование. Дома он мог только научиться грамоте и заниматься самообразованием по найденным у односельчан книгам, «Грамматике» Мелетия Смотрицкого и «Арифметике» Леонтия Магницкого, но этого ему было мало. Взяв с собой книги, заняв денег у соседей, 9 декабря 1730 года Ломоносов ушел из дому и направился в Москву.

По нормам крепостного права, царившего в России, всякая дальняя отлучка крестьянина от дома разрешалась только с ведома властей и на строго определенный срок. Ломоносов формально выполнил это условие, получив разрешение («паспорт») на поездку в Москву в воеводской канцелярии. Но паспорт ему выдали только до сентября 1731 года. Не вернувшись домой в срок, он считался беглым. Но, уходя, он и не собирался возвращаться в родную деревню, поэтому фактически с конца 1730 года оказался «в бегах» от своего хозяина — российского императора.

С помощью земляков Ломоносов освоился в Москве и поступил в январе 1731 года в Славяно-греко-латпнскую академию. Он был вынужден скрыть свое происхождение, так как в 1728 году было указано из этой академии отчислить «крестьянских детей... и впредь таковых не принимать». В течение пяти лет Ломоносов почти закончил курс этого учебного заведения, рассчитанный на 13 лет. Но опять в декабре, теперь уже 1735 года, он отправляется в путь. В числе 12 лучших учеников он был отправлен из Москвы на учебу в Петербургскую Академию наук. Серьезное отношение к занятиям, незаурядные способности выделяли Ломоносова и в стенах высшего научного учреждения России. Буквально через два месяца после появления здесь Ломоносов был определен к посылке за границу для изучения химии и горного дела. Заграничное путешествие 1736—1741 годов, насыщенное упорной учебой и трудом, протекавшее не без драматических происшествий, довершило образование и становление личности Ломоносова. В Петербургскую Академию наук вернулся зрелый человек, вполне сложившийся ученый, убежденный патриот Родины, горячий поборник просвещения.

Приход Ломоносова в Академию наук открывает целый период в истории русской науки. Вокруг него объединились передовые патриотические и демократические элементы в борьбе с царившим в академии засильем иностранцев и бюрократии. Не имея сил противостоять Ломоносову в открытой научной полемике, враги наносили ему удары из-за угла. Молодому, но уже стоявшему по уровню выше многих академиков ученому только через семь месяцев после возвращения в Петербург предоставили должность адъюнкта (с января 1742 г.), а профессорское звание он получил 25 июля 1745 года, хотя давно уже признавался достойным его.

В качестве профессора химии Ломоносов приложил немало усилий, чтобы добиться создания Химической лаборатории. Указ о ее основании был подписан в середине 1746 года, но понадоби­лось еще два года беспрестанных хлопот, чтобы реализовать ломоносовский проект лаборатории, ставшей научной базой химических исследований в России. Происки врагов вынудили Ломоносова в 1757 году оставить Химическую лабораторию, но он перенес исследования в свой дом, старался приложить результаты химических изысканий к практическим нуждам, организовав фабрику цветного стекла в Усть-Рудице.

За годы работы в Академии наук Ломоносов показал себя настоящим ученым-энциклопедистом. Он создал выдающиеся труды по различным разделам химии и физики, а также в областях минералогии, метеорологии, географии, астрономии и других. С огромным воодушевлением Ломоносов работал над русской историей. Он занимался русской грамматикой, стихосложением, стилистикой и прочими филологическими проблемами. Сам писал стихи и трагедии, прославившие его как литератора. В качестве поручений от академии выполнял переводы, редактировал газету «Санкт-Петербургские ведомости», подготавливал к печати периодические научные издания, составлял проекты праздничных иллюминаций и фейерверков.

«В чиновиичье-дворянской монархии XVIII века», как назвал В. И. Ленин Российскую империю того времени, прочное положение в обществе могли обеспечить только принадлежность к правящему классу — дворянству и наличие определенного чина в военной или бюрократической иерархии. Само по себе ученое звание профессора не обеспечивало бывшему беглому крестьянину авторитета перед лицом власть имущих. Это было одной из причин, почему Ломоносов был вынужден прибегать к покровительству некоторых вельмож, более других расположенных к развитию наук и искусств в России. Это помогало в какой-то мере нейтрализовать интриги врагов и осуществить ряд важных проектов. Так, Ломоносов предоставил в распоряжение И. И. Шувалова свои планы создания Московского университета и убедил его добиться их осуществления. Но в отношениях с вельможами Ломоносов никогда не терял чувства собственного достоинства, не позволял помыкать собою. Эту черту ломоносовского характера отметил еще А. С. Пушкин: «Послушайте, как пишет он этому самому Шувалову, представителю муз, высокому своему пат­рону, который вздумал было над ним шутить. «Я, ваше высокопревосходительство, не токмо у вельмож, но ниже у господа моего бога дураком быть не хочу».

В марте 1751 года Ломоносов за «отличное в науках искусство» получил чин коллежского советника. По петровской «Табели о рангах» 1722 года он соответствовал армейскому чину майора и наделял его обладателя правами и привилегиями потомственного российского дворянина. Российский абсолютизм прибегал к включению в состав господствующего дворянского класса талантливых и выдающихся представителей народа, чтобы привлечь их на свою сторону, заставить служить своим интересам. Ломоносов до конца дней не забывал о своем происхождении, не рассматривал свою карьеру как результат чьей-то «милости», все силы продолжал отдавать служению народу, его взрастившему. Он писал, что «низкою моею породою попрекают, видя меня, как бельмо на глазе, хотя я своей чести достиг не слепым счастием, но... талантом, трудолюбием и терпением крайней бедности добровольно для учения».

В 1757 году Ломоносов стал членом академической канцелярии и попытался как-то преобразовать характер этого реакционного органа. При этом он до конца жизни занимал принципиальную позицию и требовал упразднить канцелярию как орган управления академией и предоставить высшему научному учреждению страны автономию от чиновного произвола. Энергичная деятельность Ломоносова по расширению фронта академических исследований в теоретических и практических дисциплинах, по улучшению подготовки молодых ученых, по избавлению академии от рутины была прервана в 1762 году. Приход к власти в результате дворцового переворота Екатерины II привел к опале Шувалова и некоторых других придворных, оказывавших поддержку Ломоносову. Вынужденная зависимость от царских прихотей и фаворитов обернулась для ученого самой отрицательной стороной. Обласканные новой царицей, враги Ломоносова развернули против него кампанию травли и интриг. Ухудшилось состояние его здоровья. В июле 1762 года он писал: «Бороться больше не могу, будет с меня и одного неприятеля, то есть недужливой старости». Но не в характере Ломоносова было сдаваться без борьбы. Когда болезнь временно отступила, он вновь приступил к научной работе, возобновил занятия литературой и мозаичным искусством, составил проект организации «Государственной коллегии земского домоустройства» для научной помощи развитию земледелия в стране, продолжал отстаивать необходимость реорганизации Академии наук. Напряженная работа и обстановка в академии подорвали силы ученого, который скончался на 54-м году жизни в 5 часов вечера 4(15) апреля 1765 года. Через четыре дня его похоронили на Лазаревском кладбище Александро-Невской лавры в Петербурге, как сообщалось, «при большом стечении народа». Уже тогда начали сбываться слова, написанные Ломоносовым перед смертью: «...знаю, что обо мне дети Отечества пожалеют».

В зтом разделе собраны документы, характеризующие деятельность М. В. Ломоносова в Академии наук, его жизненный путь, общественные взгляды, работу в качестве популяризатора науки. Охватить всесторонне труды и личность великого русского ученого в этой небольшой подборке невозможно. Мы постарались как бы высветить отдельные важные стороны жизни и творчества М. В. Ломоносова, рассказать о них с его же слов. для этого в подборку включены те его произведения и документы, которые сами по себе понятны и интересны современному читателю. В них М. В. Ломоносов предстает не только как ученый и общественный деятель, но и как выдающийся писатель, публицист, создатель русского литературного и научного языка нового времени.

Первым из представленных документов (они расположены в хронологическом порядке) идет ответ на допросе в Ставленническом столе канцелярии Московского Синодального правления. Обстоятельства его появления следующие. В начале 1734 года известный русский географ, обер-секретарь Сената И. К. Кирилов предложил проект организации экспедиции в казахские («киргиз-кайсацкие») степи с целью закрепления этих земель за Россией. Проект был утвержден Анной Ивановной 1 мая 1734 года. Экспедиции был необходим образованный священник, и Кирилов согласился принять любого желающего поехать с ним ученика Славяно-греко-латинской академии. 2 сентября того же года в названную выше канцелярию явился выбранный ректором академии архимандритом Стефаном ученик: им оказался Ломоносов. Здесь же находился и Кирилов, который заявил после беседы с кандидатом, «что тем школьником... будет он доволен». Ломоносова при этом привлекал явно не священнический сан, а возможность участия в экспедиции в неизведанные доселе земли. Чтобы добиться своей цели, Ломоносов назвался поповичем.

Для проверки показаний М. В. Ломоносова указанная канцелярия сделала запрос в Камер-коллегию. Узнав об этом запросе, явившийся 4 сентября в Ставленнический стол Ломоносов дал новые, теперь уже правдивые сведения о себе и обстоятельствах, заставивших его скрывать свое происхождение. Жажда учения и любознательность вынудили его выдавать себя то за дворянского сына (при поступлении в академию), то за поповича. Вскрывшиеся обстоятельства лишали выходца из крестьян возможности перехода в духовное звание. Однако к этому времени Ломоносов зарекомендовал себя лучшим учеником академии, а потому не был из нее отчислен. Более того, через год он был направлен для дальнейшей учебы в Петербург, в Академию наук.

Второй документ рассказывает об одном из самых трудных эпизодов в жизни М. В. Ломоносова — попытке расправы над ним со стороны реакционной части Академии наук. В 1742 году было проведено следствие над Шумахером по жалобам механика А. К. Нартова и других академических служащих. При поддержке влиятельных сил в окружении императрицы Шумахер был оправдан, а его обвинители оказались сами в положении обвиняемых. Ломоносов не подписывал жалобы на Шумахера, так как недавно прибыл из-за границы и не был еще достаточно осведомлен о конкретных преступлениях главы канцелярии. Однако не без основания его признавали единомышленником тех, кто поднялся на борьбу против иностранного и бюрократиче­ского засилья в Академии наук. Его перестали приглашать в Академическое собрание, членом которого он являлся, а 21 февраля 1743 года официально запретили там присутствовать. Ломоносов отказался подчиниться этому несправедливому решению и продолжал являться на заседания, хотя каждый раз его противники требовали его удаления. В этой накалившейся обстановке 26 апреля 1743 года Ломоносов откровенно высказал конференц-секретарю Х.-Н. Винсгейму и адъютанту И. Ф. Трускоту свое мнение о Шумахере и его приспешниках. Естественный и справедливый протест был сделан в грубой форме, что вовсе не было исключением для нравов того времени. Спровоцировав взрыв негодования Ломоносова, его враги воспользовались этим как поводом для расправы. 28 мая 1743 года Ломоносова арестовали. Публикуемое доношение Ломоносова полно достоинства и веры в свою правоту. Он не опускается до сведения личных счетов и обид, а подчеркивает главный вред этой несправедливой акции — невозможность ведения исследовательской и преподавательской работы на благо науки и Отечества.

Это доношение было оставлено без внимания. Ломоносов пробыл под стражей почти 8 месяцев, и лишь 18 января 1744 года вышел сенатский указ об его освобождении. При этом его вы­нудили подписать и произнести устно 27 января текст извинения, написанного не им самим, а его противниками. В качестве наказания годовое жалованье ему было урезано наполовину.

Несмотря на тяжелые условия ареста, Ломоносов пишет в заключении диссертацию «О тепле и стуже», участвует в поэтическом состязании с В. К. Тредиаковским и А. П. Сумароковым в переложении русскими стихами 143-го библейского псалма, работает над курсом риторики. Видимо, тогда же им создано и публикуемое ниже «Вечернее размышление...», вошедшее в из­данную в 1747 году его «Риторику». Это воистину необыкновенное произведение в русской литературе XVIII века, достойное века Просвещения. Сам Ломоносов определял его жанр как оду. Однако ода эта написана не в честь правителей мира сего или какого-либо важного политического события. Это ода северному сиянию, величественному и таинственному явлению природы. Интерес к нему у Ломоносова, видевшего его на родном Севере во всей красоте, никогда не исчезал. Наблюдал он его и в Петербурге. В своем стихотворении Ломоносов дает изложение су­ществовавших гипотез о природе этого явления. Сам же он выдвинул идею об электрической природе северных сияний, предвосхитившую результаты экспериментальных исследований, ставших возможными лишь в нашем столетии.

Здесь мы видим удивительный симбиоз научного и художественного творчества. Ломоносов-поэт и Ломоносов-ученый взаимно дополняют друг друга. Это было замечено такими непохожими людьми, как Н. В. Гоголь и Г. В. Плеханов. Первый писал, что «чистосердечная сила восторга превратила натуралиста в поэта», а по мнению другого, «поэтом несомненным, глубоко чув­ствующим поэтом» Ломоносов «становится тогда, когда смотрит на вселенную... с точки зрения современного ему естествознания, так хорошо ему знакомого». Плеханов добавляет: «Научное представление о космосе располагало душу Ломоносова к живейшему восприятию впечатлений, получавшихся им от картин природы». Действительно, в «Вечернем размышлении...» поэт-ученый показывает северное сияние на фоне величественной картины бесконечного космоса, наполненного «несчетными» солнцами и планетами. Здесь Ломоносов вступал в прямую полемику с церковью, выступавшей против гелиоцентрической системы мира Н. Коперника, Г. Галилея, Д. Бруно и связанного с нею представления о множественности миров.

В название оды включены слова «о божьем величестве». Как и многие другие ученые его времени, не порвавшие окончательно с религией, Ломоносов близок к деизму, то есть не отрицает «бога», но отождествляет его с природой, мирозданием. Содержание этого и других творений Ломоносова не изменится, если мысленно заменить «бога» «натурой» и т. п. понятиями. Перед нами сочинение отнюдь не «духовного», а космологического и астрофизического содержания. Не случайно Ломоносов не ставил непроходимой грани между своими учеными трактатами и научно-философской лирикой. Он ссылался на «Вечернее размышление...» в споре о приоритете в выдвижении «эфирной» гипотезы природы северного сияния так же, как он сослался бы на сугубо научный труд.

Благодаря высоким художественным достоинствам стихи Ломоносова легче доносили до сознания современников передовые научные идеи. «Вечернее размышление...» было известно не только читателям его «Риторики» и собраний сочинений. Оно заняло прочное место в рукописных песенниках, которыми был богат XVIII век. Это значит, что «ода о северном сиянии» пелась, пе­редавалась с голоса, заучивалась наизусть в широкой народной среде. Схожая судьба была и у написанного, вероятно, в то же время «Утреннего размышления...». Его по аналогии можно назвать «одой о Солнце», в которой была выдвинута революционная научная идея о постоянно происходящих на солнечной поверхности изменениях состояния вещества.

Между 1743-м и 1747 годами Ломоносов пишет несколько надписей к конной статуе Петра I работы Б. К. Растрелли, которая ныне стоит перед Инженерным замком в Ленинграде. Из этих надписей, впервые напечатанных в 1751 году, мы публикуем первую. Здесь особенно ярко выступает присущая Ломоносову идеализация Петра, который в поэзии Ломоносова выступает даже не столько как реальное лицо, сколько как образец «просвещенного монарха». Примером Петра I Ломоносов стремился воздействовать на власть имущих современной ему России. Он особо подчеркивает наиболее привлекательные выходцу из народа качества выдающегося государственного деятеля: трудолюбие и демократизм поведения.

Перед нами одно из писем И. И. Шувалову, казалось бы, сугубо деловое, но оно являет собой образец великолепной ломоносовской прозы. Это отметил еще А. С. Пушкин: «Как хорошо его письмо о семействе несчастного Рихмана!» Научная деятельность Ломоносова и его соратников поворачивается к нам еще одной гранью. Ради служения науке они готовы идти на смертельный риск. Опыты с атмосферным электричеством М. В. Ломоносов и Г. В. Рихман начали в 1752 году. Как писал Ломоносов в своем отчете: «Чинил электрические воздушные наблюдения с немалою опасностью». Русским исследователям был уже известен принцип громоотвода, изобретенного американцем Б. Франклином, но они сознательно не заземляли металлические стержни, так как для опытов необходимо было использовать накапливавшийся на них заряд атмосферного электричества. Эксперименты завершились трагически. Во время грозы 26 июля 1753 года Рихман был убит образовавшейся во время наблюдения шаровой молнией. Как видно из письма, лишь случайное стечение обстоятельств отвлекло Ломоносова от продолжения опыта в самый опасный момент и, возможно, тем спасло его. При всем потрясении, которое пережил Ломоносов, он не потерял дара наблюдателя, четко отметив следы удара молнии. Это, конечно, не проявление черствости, а профессиональная черта. Ломоносов пытался оказать первую медицинскую помощь Рихману, а затем взял на себя заботу о ого семье, оставшейся без средств к существованию. Зато чиновники Академии наук во главе с Шумахером проявили бездушие. Вдова Рихмана так и не получила пенсии за погибшего мужа. Более того, враги Ломоносова пытались использовать и эту трагедию для беспринципных нападок на Ломоносова. «Просвещенные» академики, идя на поводу невежд, сорвали торжественный акт 5 сентября 1753 года, на котором Ломоносов собирался огласить результаты своих наблюдений над этим явлением. С большим трудом добился ученый возможности публично произнести 26 ноября «Слово о явлениях воздушных, от Електрической силы происходящих». Благодаря этому тот риск и упорство, с которыми проводили свои исследования Ломоносов и Рихман, не остались безрезультатными.

Письмо о смерти Рихмана не случайно заканчииалось опасением, что этот случай будет использован силами, враждебными науке. Если такие силы играли немалую роль в самой Академии наук, то за ее стенами были они еще влиятельней. Одной из самых опасных делу Просвещения сил оставалась церковь. Против нее направил острие сатиры Ломоносов в «Гимне бороде», про­демонстрировав еще одну грань своего поэтического таланта и общественных убеждений. При жизни Ломоносова и в течение почти 100 лет после его смерти это стихотворение не могло быть напечатано. Создано оно было в ответ на ужесточение церковной цензуры, проявившееся в конце 40-х — 50-х годах XVIII века. Церковные иерархи неоднократно выражали свое возмущение тем, что академические профессора и издания внушают «опасные начала», склоняют «к натурализму (то есть материализму) и безбожию». В первую очередь имелся в виду Ломоносов и основанный им журнал «Ежемесячные сочинения, к увеселению и пользе служащие». В 1756 году Синод потребо­вал запретить кому бы то ни было писать «как о множестве миров, так и о всем другом, вере святой противном». Предполагалась конфискация ряда номеров «Ежемесячных сочинений» и книги В. Фонтенеля «Разговоры о множестве миров», переведенной А.Кантемиром. Правда, правительство не утвердило этих мер. Однако Синод запретил печатать перевод поэмы А. Попа «Опыт о человеке», сделанный верным учеником Ломоносова, профессором молодого Московского университета Н. Н. Поповским. Причина та же — изложение в ней учения Коперника и идеи о множестве миров. Нападки на Поповского задевали Ломоносова лично. При дворе у реакционных церковников нашелся свой глашатай, пользовавшийся влиянием на богомольную императрицу, — проповедник Гедеон Криновскнй, допустивший весьма прозрачные намеки на безбожие Ломоносова, причем в печатной проповеди.

В этой обстановке Ломоносов сделал ответный выпад, избрав своим оружием смех. Списки «Гимна бороде» быстро разошлись и среди образованного столичного общества, и среди губернских чиновников и купцов. Вскоре последовала жалоба от Синода императрице. Ломоносова вызвали в Синод для «беседы», а точнее – для выговора и приведения в «раскаяние». Ломоносов прямо своего авторства не подтвердил, чтобы не давать официальным признанием повода для преследования, но и не отрицал его. Со свойственным ему темпераментом он стал защищать «оный пасквиль», начал адресовать членам Синода «ругательства», и вместо увещевания «отступника» разговор в Синоде закончился перебранкой. Добиться наказания Ломоносова Синоду не удалось, а на эти попытки Ломоносов ответил еще несколькими острыми сатирическими стихами и эпиграммами.

«Мысли предосудительные, несправедливые, противные православной церкви» были замечены и в трактате Ломоносова «О сохранении и размножении российского народа». Причем так о нем было сказано уже в 1819 году, когда он был впервые опубликован в сокращенном виде. Здесь перед нами Ломоносов предстает как ученый-экономист и демограф. Он рассматривал подъем благосостояния народа как основной способ увеличения его численности. Этот подъем должен быть достигнут путем распространения культуры, научных и медицинских знаний. Не выступая прямо против крепостничества, Ломоносов указывает на ряд отрицательных последствий жестокой эксплуатации крестьян и дворянского вмешательства в их личную жизнь.

Этот трактат рассматривался Ломоносовым как первая из восьми глав обширного научного труда о вопросах, «простирающихся к приращению общей пользы». План этого труда, как и указанный трактат, был изложен в 1761 году в одном из посланий к И. И. Шувалову. Однако, если вельможные меценаты и поощряли занятия Ломоносова «изящной словесностью» и мозаикой, мало понимали, но не мешали его естественнонаучным исследованиям, то позволять ему вмешиваться в дела внутренней социальной и экономической политики дворянской империи были совсем не расположены. Ломоносовские заботы о благе простого народа, не вмещавшиеся в рамки крепостнических порядков, были чужды и враждебны правителям дворянской России. На долгие десятилетия эти идеи ученого были обречены на забвение.

Примерно за семь месяцев до смерти, в июле — августе 1764 года, Ломоносовым была написана «Краткая история о поведении Академической канцелярии в рассуждении ученых людей и дел с начала сего корпуса до нынешнего времени». По сути дела, это история борьбы не только с Шумахером и Таубертом, но со всеми темными силами, стоявшими за ними, выступавшими против материалистического и просветительского направления в деятельности Академии наук, против патриотических тенденций, то есть против всего того, что олицетворял собой Ломоносов и его сподвижники.

Составление «Краткой истории» было одним из самых решительных актов идейной борьбы, которую вел Ломоносов за новую, демократическую науку и культуру. Важно оно и тем, что это самый ранний и безусловно достоверный (за исключением непринципиальных деталей) обзор деятельности Академии наук.

«Краткая история...», которую Ломоносов адресовал Екатерине II, при его жизни не получила хода. Однако уже в 1766 году не без влияния этого документа было принято решение об от­странении Тауберта от академических дел и назначении директором академии В. Г. Орлова, который должен был поправить в ней дела. Широкому же читателю ломоносовский текст оставался неизвестным до 1865 года.

Заключает этот раздел документ, который, пожалуй, является самым последним из рукописного наследия Ломоносова. Это план беседы с Екатериной II, которая так и не состоялась, потому что через несколько дней после составления плана между 5 и 7 марта 1765 года на 54-м году жизни ученого свалила болезнь, от которой он уже не оправился. По содержанию план близок к заключительному параграфу «Краткой истории...», но тон высказываний здесь еще более решительный. Ломоносов собирался не жаловаться, не просить, он предостерегал. Он чувствовал, что его борьба и его жизнь подходят к концу, он осознает свое значение для России, подводит итог своих трудов. По его убеждению, сила Отечества определяется развитием в нем просвещения. Но враги просвещения не разбиты, они пользуются поддержкой реакционных верхов, опираются на засилье чиновников, ничего общего с наукой не имеющих. Это враги не лично Ломоносова, они посягают на достоинство и безопасность страны. Бездействие правителей в деле защиты Просвещения грозит им «великой бурей». Надежды на «просвещенную» мудрость российских самодержцев были иллюзорны, но грозное пророчество оказалось справедливым.